БЕСНОВАТЫЙ
В храме притушили свет. Служба закончилась. Осталась последняя горстка людей, стоящих на исповедь, человек семь, не больше. Сейчас должен идти я, батюшка дал мне знать, а пока я переминаюсь с ноги на ногу и стараюсь не думать о пояснице, которая давно уже мечтает только об одном..
Батюшка тоже устал, но я не столько вижу его усталость, сколько догадываюсь о ней, от его плоской сутуловатой фигуры с длинными узловатыми руками веет древним родным монашеством, он слушает.
Женщина уже исповедалась, но не уходит, о чем-то просит батюшку, просит умоляющее-неотступно, показывает вглубь храма, он кивает ей и смотрит на меня. Я понимаю, что моя очередь сдвигается еще на одного человека и вздыхаю мученически.
Женщина кого-то зовет, убегает, ведет и подталкивает осторожно какого-то рослого парня, и тот встает передо мной, перед всеми нами, отстоявшими добросовестно более трех часов, он встает, крепко расставив ноги, мы видим как священник ласково то ли спрашивает о чем-то, то ли уговаривает его. Парень поднимает голову, и она поворачивается к батюшке, похожая на башню тяжелого танка. Следующим движением он хватает батюшку за нос и наотмашь бьет его, но батюшка успевает вырваться и увернуться. Стоящие рядом мужчины оттаскивают хулигана в сторону, но он ходит, ищет прорваться к священнику. На него страшно смотреть, вместо лица – мертвая белая злоба. Мы встаем перед ним, и я наконец-то готов к драке, я жду момента. Откуда-то взялся небольшого роста парнишка, обнимает его, говорит ему что-то как старшему брату, убеждает и утешает по-свойски, даже уводит его за колонну.
Батюшка огорчен, но мать снова просит, просит неотступно, как будто ничего не случилось. Батюшка пожимает плечами. Она что, рехнулась, не видит разве, что это невозможно, что его и близко нельзя подпускать к батюшке, о чем она просит, она ненормальная! “…Он обязательно должен причаститься, понимаете, обязательно, Вы должны…” Снова шум, парень бьет своего “утешителя”, качаются и звенят лампадки, спешу туда и уже знаю как буду бить – так чтоб не встал. Его держат за руки, он вырывается и рычит, какая-то женщина, опережая меня, с бутылкой святой воды, подбегает к нему и полными пригоршнями начинает умывать его, как непослушное дитё, привычно и споро, не давая опомниться. Парень откидывает голову, падает на колени, его начинает трясти, он бьется, он орет пугающим голосом, потом воет, потом сникает и вот уже рыдает жадно, захлебываясь, словно дорвавшись-таки до этого всей душой.
– Молитесь, молитесь все! – просит батюшка, он осеняет его крестом, брызгает святой водой и все громче, все увереннее читает над ним молитвы.
Один из держащих несчастного прижимает к себе его голову и целует его, кто-то гладит его по щеке, все стараются говорить что-то доброе, сажают его на лавку, обнимают, все молятся, крестят и крестятся… я разжимаю кулаки. Мать хлопочет, ей неудобно и радостно, “… о, женщина, вера твоя!..” Парень мирно всхлипывает. Батюшка накрывает его епитрахилью. Плачет и кается вслух парнишка-утешитель: он, оказывается, ударил один раз этого парня.
Так горько плачет, ему и невдомек, что он взял мой грех на себя. Господи, среди нас нет никого грешнее меня!
Рассказ Максима Яковлева из цикла "Фрески"
https://foma.ru/freski-chast-i.html
Фото с сайта Pixabay
#Фома_чтение
